"Дафна" Кальдары


★★★★☆
Antonio Caldara, "Dafne"
Первая постановка: 1719, Зальцбург
Продолжительность: 2ч
Либретто на итальянском языке,
Джованни Бьяви по мотивам "Метаморфоз" Овидия

Бенедетто Лути, "Аполлон и Дафна"
Wikimedia Сommons / Public Domain


Дафна, служительница богини Дианы, дала обет безбрачия и, чтобы избежать ухаживаний влюбленного в нее бога Феба, взмолилась богам и была превращена в лавровое дерево.

Венецианца Антонио Кальдару, старшего современника Вивальди и Баха, можно смело назвать "придворным композитором в кубе": если, к примеру, Хассе и Арайя чередовали придворную службу с работой по заказам итальянских оперных театров, то Кальдара провел почти всю свою жизнь, находясь в услужении какого-нибудь влиятельного патрона. Придворная карьера Кальдары оказалась вполне успешной: последние 20 лет жизни Кальдара работал вице-капельмейстером при дворе, быть может, самого богатого и прославленного европейского покровителя искусств — австрийского императора, причем одновременно с этим Кальдара пользовался расположением еще одного богатейшего австрийского вельможи, князя-архиепископа зальцбургского Франца Антона фон Харраха, по заказу которого Кальдара почти каждый год писал оперы. "Дафна" — одна из таких опер, она была написана специально для Зальцбурга и рассчитана на небольшой коллектив исполнителей: четырех певцов и оркестр из 13 музыкантов.

Сюжет античного мифа о Дафне может показаться мрачным, но у создателей оперы не было ни малейшего намерения сгущать краски: опера получилась очень светлой и гармоничной, а смерть Дафны в ней трактуется не как самоубийство, а как перерождение, воссоединение с природой, переход в лучшую жизнь, лишенную человеческих грехов и страстей. Такая трактовка вполне согласуется с христианскими, и прежде всего католическими, представлениями о целомудрии и спасении, и здесь не лишне будет вспомнить, что опера писалась для двора архиепископа, а либреттист, аббат Джованни Бьяви, был католическим священником. Вообще-то античный культ Дианы и обет безбрачия, соблюдаемый ее жрицами, в опере куда чаще служил поводом для скрытого подтрунивания над католицизмом и монашеством, причем примеров тому множество: достаточно вспомнить "Каллисто" Кавалли, "Высмеянную Диану" Корнаккьоли или "Древо Дианы" Мартина-и-Солера. Тем интереснее обнаружить оперу, которая, напротив, использует античный сюжет для того, чтобы выразить вполне христианскую по своей сути мысль, и, что еще интереснее, наглядно демонстрирует преемственность между культами целомудрия в язычестве и христианстве.

Музыка Кальдары как нельзя лучше подходит именно для такой интерпретации мифа: при всей своей барочной декоративности, она производит впечатление очень светлой, гармоничной и цельной. Пожалуй, ярче всего здесь получился, как ни странно, именно соблазнитель-Феб, одновременно надменный, вдохновенный, капризный, уязвимый и трогательный. Он напоминает этакого великосветского щеголя-поэта, все попытки которого вырвать Дафну из родной для нее пасторальной идиллии оказываются тщетны: Дафна вместе с ее отцом Пенеем, который превращается в реку, в финале словно бы восходят на новый уровень этой идиллии, становясь с природой единым целым. Опера явно рассчитана на то, чтобы продемонстрировать способности знаменитого певца-кастрата, поэтому Фебу здесь достается намного более длинная партия, чем остальным певцам, но "Дафна", при всей ее камерности, опера на удивление длинная (более двух часов в полном варианте!), поэтому и остальным трем персонажам есть где проявить себя. Забавно, что либретто в финале вкладывает в уста Феба-Аполлона длинные славословия в адрес заказчика оперы, архиепископа фон Харраха, ну абсолютно никак не связанные со всем предыдущим действием. Похоже, его преосвященство архиепископ зальцбургский, при всем благочестии представляемых при его дворе опер, греха тщеславия все-таки не избежал, а Кальдара, видимо, не зря сделал успешнейшую карьеру придворного композитора и правила придворного подхалимства знал прекрасно. Впрочем, этот мелкий курьез вряд ли может испортить удовольствие от этой оперы с ее разнообразной и исполненной оптимизма музыкой. Да, "Дафна" несколько затянута (все-таки двухчасовая пастораль — это тяжелое испытание для нервов даже самого заядлого любителя барокко!), но эта опера выглядит куда более содержательной и любопытной, чем, к примеру, пасторали Рамо, и, конечно же, заслуживает самого пристального внимания.

Венцель Ямницер, "Дафна", 1570
© P.poschadel / Wikimedia Сommons / CC-BY-SA-3.0


Исполнения:
(Dafne/Venere - Francesca Aspromonte, Febo - Carlo Vistoli, Aminta/Mercurio - Kevin Skelton, Peneo/Giove - Renato Dolcini - дир. Stefano Montanari, реж. Bepi Morassi, Orchestra Barocca del Festival, фестиваль "Lo spirito della musica", Teatro La Fenice, Palazzo Ducale, Sala Dello Scrutinio, Венеция, 2015)
★★★★

Признаюсь, что одним из поводов послушать это исполнение "Дафны" в одном из залов знаменитого венецианского Дворца дожей было присутствие в составе сразу двух певцов из памятного "Орфея" Росси в Нанси: Ренато Дольчини и Франчески Аспромонте. К сожалению, насколько "Орфей" был спектаклем осмысленным и отполированным до совершенства, настолько же венецианское исполнение "Дафны" получилось неровным и каким-то робким. Уж не знаю, что явилось тому виной: проблемы с акустикой зала, слишком уж "камерное" звучание оркестра, недостаточная отрепетированность или сложность вокальных партий, но полноценное барочное пиршество как-то не получилось. И это при том, что певцы, бесспорно, талантливы, и вполне это доказали и в "Дафне". Самая длинная партия здесь досталась контратенору Карло Вистоли, достаточно своеобразному певцу, чье исполнение построено на постоянной смене окраса голоса с победно-светлого на матовый и блеклый, что придает его пению некоторую капризную трепетность, однако к концу спектакля порядком приедается. Аспромонте здесь ничем не удивила по сравнению с "Орфеем", порой ее голос действительно поражал какой-то светлой темпераментной силой, порой, увы, звучал слишком напряженно и утрачивал гибкость. Баритон Ренато Дольчини, напротив, проявил себя в "Дафне" как куда более многоплановый и талантливый певец, чем в "Орфее", где ему досталась одномерная партия Сатира, так что, пожалуй, единственная претензия к его исполнению партии Пенея — то, что для старика его голос звучал слишком уж звонко и слишком уж молодо. Что же касается тенора Кевина Скелтона, то и он своим на удивление мягким голосом этот спектакль скорее украсил, хотя порой его тембр странно обесцвечивался, так что его исполнение ровным не назовешь. Постановка, что довольно традиционно для современных оперных спектаклей, вызывает скорее удивление: неужели и правда надо было воздвигать в роскошном зале Дворца дожей странную конструкцию из деревянных брусов, больше напоминающую строительные леса? В целом исполнение получилось небезынтересным, но, учитывая уже отмеченную его неровность и довольно типичную для жанра пасторали нехватку динамики, порекомендовать его можно только очень терпеливым слушателям.

"Женщина-змея" Казеллы


★★★☆☆
Alfredo Casella, "La donna serpente"
Первая постановка: 1932, Рим
Продолжительность: 2ч 20м
Либретто на итальянском языке
Чезаре Вико Лодовичи по пьесе Карло Гоцци (1762)

Мацуда Сукенага, "Змея", Япония, середина XIX века
Wikimedia Сommons / Public Domain


Дочь царя фей полюбила смертного, который поклялся, что никогда ее не проклянет, какие бы испытания не готовила им судьба.

Характерное для эпохи модерна тяготение ко всему красочному, необычному и гротескному привело к тому, что в первой половине 20-го века появляется целая серия опер по мотивам волшебных пьес-сказок Карло Гоцци. Самые знаменитые из них — это "Турандот" Бузони, "Любовь к трем апельсинам" Прокофьева и, конечно же, "Турандот" Пуччини. Опера итальянского композитора Альфредо Казеллы "Женщина-змея" продолжает эту традицию. Она написана уже после премьер всех трех вышеперечисленных опер и стилистически находится где-то посредине между "Турандотами" Пуччини и Бузони. С "Турандот" Бузони "Женщину-змею" роднит тяготение к экстравагантности и гротеску, с "Турандот" Пуччини — наличие центральной лирико-героической партии для тенора, очень напоминающей партию Калафа. И все же Казелла куда ближе по духу к Бузони и Прокофьеву, чем к Пуччини: чувствуется типичное для этой эпохи пренебрежение мелодикой и увлечение всевозможными музыкальными трюками, превращающее оперу в этакий пестрый и трескучий ларец с погремушками и фейерверками. Нельзя сказать чтобы этот подход поражал новизной, но у Бузони и Прокофьева получилось как-то свежей и остроумней. Вдобавок, в сравнении с тремя своими предшественницами, опера кажется куда менее цельной: она затянута и изобилует необязательными сюжетными ходами и невнятными персонажами, которые играют чисто декоративную роль. Вполне типичным для своей эпохи является и то, что самыми яркими эпизодами оперы являются ее чисто симфонические фрагменты, из которых особенно выделяется вступление к третьему акту, поражающее своим неожиданным трагизмом. Одним словом, эта опера не сулит никаких особенных сюрпризов, но Гоцци есть Гоцци, так что в хорошей постановке и подкрепленная незаурядным музыкальным трюкачеством Казеллы эта версия "Женщины-змеи" может вполне произвести сильное впечатление на зрителя.

Статуэтка змеи, Япония, XVIII век
Wikimedia Сommons / Public Domain


Исполнения:
(Piero Pretti (Altidor), Carmela Remigio (Miranda), Erika Grimaldi (Armilla), Francesca Sassu (Farzana), Anna Maria Chiuri (Canzade), Francesco Marsiglia (Alditrúf), Marco Filippo Romano (Albrigòr), Roberto de Candia (Pantúl), Fabrizio Paesano (Tartagíl), Fabrizio Beggi (Tògrul), Sebastian Catana (Demogorgòn), Kate Fruchterman (Smeraldina), Donato di Gioia (Badúr) - дир. Gianandrea Noseda, пост. Arturo Cirillo, декорации Dario Gessati, костюмы Gianluca Falaschi, хореография Riccardo Olivier - Teatro Regio di Torino, Турин, 2016, Bongiovanni AB20031)
★★★★☆

Безусловно, эта опера Казеллы прямо-таки требует роскошных декораций и многочисленных сценических эффектов, а современная ее постановка в "Театро Реджо" в Турине, порой действительно зрелищная, все же оставляет ощущение некоторой скудности, скованности, недостатка цветов и красок. Подкрепляет это ощущение и не слишком обоснованная попытка заменить множество происходящих на сцене метаморфоз на не особенно внятный модернистский балет. А вот основная козырная карта спектакля — это тенор Пьеро Претти, исполнивший партию Алтидора просто прекрасно: его персонаж одновременно и решителен, и подкупающе трогателен в чистоте и непосредственности своих лирических эмоций, а музыка словно бы немедленно оживает и наполняется смыслом немедленно как только голос этого певца начинает звучать. Стоит отметить и трагический темперамент Кармелы Ремиджо, хотя эта певица распелась далеко не сразу. Что же касается многочисленных второстепенных персонажей, то музыка оперы вряд ли дает им возможность особенно ярко раскрыться, но в целом на неровность состава в этом спектакле сетовать нельзя, исполнение производит впечатление вполне слаженного и осмысленного, а то, что эта пестрая музыкальная шпалера так и не складывается ни во что особенно потрясающее, прежде всего доказывает, что к категории забытых шедевров это экстравагантное сочинение Казеллы вряд ли относится.