"Ундина" Гофмана


★★★★★
E.T.A.Hoffmann, "Undine"
Первая постановка: 1816, Берлин
Продолжительность: 2ч 30м
Либретто на немецком языке, Фридрих де ля Мотт Фуке по его собственной повести "Ундина" (1811)

Артур Рэкем, иллюстрация к "Ундине" Фуке, 1909
Wikimedia Сommons / Public Domain



Русалка Ундина надеется обрести человеческую душу, если ее полюбит смертный. Она околдовывает рыцаря Хульдбранда, несмотря на предостережения ее дяди, водного духа Кюлеборна, что с людьми водиться опасно. Ундина приезжает в замок Хульдбранда, вызывая соперничество и недоверие его предполагаемой невесты Бертальды.

Очень жаль, что в наши дни оперная критика чаще упоминает Гофмана как героя оперы Оффенбаха, а не как талантливейшего оперного композитора, чьи творения были для своего времени абсолютно революционны и серьезно повлияли на дальнейшее развитие музыки 19-го века. Нет, это не громкие слова — так оно на самом деле и было, хотя мало кто об этом знал и знает, так как музыкальные сочинения великого немецкого писателя-романтика ждала сложная и странная судьба. Ну а что вы хотели? Все-таки Гофман…

Пожалуй, если бы Гофман был менее одарен литературными талантами, его судьба как композитора сложилась бы более успешно. Гофман ни в коем случае не был композитором-дилетантом, более того — его карьера до 35 лет была скорее карьерой композитора, нежели карьерой писателя. Даже либретто для своих опер Гофман, в отличии от Вагнера, Леонкавалло или Бородина, писал как правило не сам, а пользовался услугами более профессиональных литераторов. Вот и для своей самой известной оперы — "Ундина" — Гофман удостоился чести написать музыку на либретто Фридриха де ла Мотта Фуке, популярного в то время писателя, причем либретто было написано по мотивам самого знаменитого романа де ла Мотта Фуке, издающегося и в наши дни. Опера была поставлена в Берлине и пользовалась большим успехом, причем немалую роль в привлечении публики сыграли всевозможные спецэффекты, отчасти смастеренные самим Гофманом (да, этот удивительный человек был еще и неплохим инженером). На следующий сезон театр сгорел дотла. История умалчивает, что было причиной — одна из смастеренных господином Гофманом адских машин или злой рок — но после пожара несчастная "Ундина" при жизни композитора практически не ставилась. И хотя современники ссылались прежде всего на дороговизну постановки и громоздкость декораций, на самом деле причина забвения музыки Гофмана крылась в другом: успех Гофмана-композитора привлек всеобщий интерес к творениям Гофмана-писателя, а самого Гофмана поставил перед непростым выбором: проза или музыка? Опера или литература? Гофман выбрал литературу, которая, очевидно, позволяла ему раскрыться куда полнее и быстрее, меньше зависеть от прихотей судьбы. Время показало, что выбор был сделан правильно: жить Гофману, увы, оставалось всего 8 лет, и ужас берет, если представить, сколько времени Гофман провел бы в разъездах из театра в театр и переговорах с антрепренерами и певцами — вместо того чтобы писать очередной прозаический шедевр.

То, что сам автор забросил композиторство, сослужило опере дурную службу: даже несмотря на успех, об "Ундине" потихоньку забыли, и даже ноты оперы не были опубликованы в 19-м веке: их нашел и опубликовал в 1920-е годы большой знаток немецкого романтизма Ганс Пфицнер. Таким образом, если на кого музыка "Ундины" и могла повлиять, так это на тех, кто слышал ее непосредственно в Берлине в 1816-м, до пожара. В этом смысле "Ундине" повезло, ибо в 1816-м судьба занесла в Берлин ни кого иного, как Карла Марию фон Вебера, будущего автора "Вольного стрелка". И действительно, влияние Гофмана на Вебера, особенно на музыку "Эврианты", отрицать сложно, тем более что и сам Вебер неоднократно высказывал самые восторженные суждения о творчестве Гофмана. Вот таким сложным и тернистым путем музыка "Ундины" все-таки повлияла на развитие оперы, хотя и в меньшей степени, чем хотелось бы: еще одна мощная прививка романтизма тогдашней зашоренной формальными конвенциями опере очень бы не помешала.

Нельзя не вспомнить и другую великую романтическую оперу, вышедшую в том же рубежном 1816-м: "Фауст" Луиса Шпора (не путать с куда более знаменитым "Фаустом" Гуно!). Вышедшие независимо друг от друга "Фауст" и "Ундина" разделили между собой лавры первых романтических опер. Обе оперы замечательны своим средневековым духом, обе нагнетают сценические "ужасы", обе используют колоратуры на чисто романтический лад — для передачи взволнованно-обостренных эмоций главных героев. Что еще примечательней, в обеих операх чуть ли не впервые в истории присутствует длинная партия демонического злодея, поющего леденяще низким басом и цинично издевающегося над чувствами героев. Но музыка "Фауста" доступнее музыки "Ундины", в ней куда больше ярких мелодий, близких народным песням и оттого усиливающих средневековый колорит. Зато "Ундина" куда выигрышней в драматическом плане, ибо Гофман с редкостной для своего времени смелостью отвергает условный язык тогдашней оперы, двигаясь в сторону к самой настоящей музыкальной драме, но не вагнеровскому ее варианту, а к своему собственному, абсолютно уникальному и нигде более в чистом виде не встречающемуся.

Артур Рэкем, иллюстрация к "Ундине" Фуке, 1909
Wikimedia Сommons / Public Domain

Ярче всего гофмановская концепция музыкальной драмы раскрывается в первом действии оперы, представляющим собой, с перерывами на диалоги, один огромный ансамбль, развернутый и неторопливый, но полный внутреннего напряжения и подогретый яростной игрой оркестра. Мелодии здесь есть, но они не перетекают от одного голоса к другому: вокальные характеристики каждого персонажа строго индивидуальны, это — краска не только звуковая, но и эмоционально-поведенческая. Усталый старик-рыбак, его жена-хлопотунья, полный сверхъестественной мощи и презрения к миру людей Кюлеборн, завороженная миром людей Ундина, бравый молодец Хульдбранд, молитвенно-величественный Хайльманн — у каждого персонажа своя мелодия, и из них, как в мозаике, складывается общая музыкальная картина, не теряющая мелодической связности, но обретающая драматическую цельность. Этот уникальный "мозаичный ансамбль" продолжается минут 40, с меняющимся настроением и участниками, но вовсе не кажется затянутым или неорганичным, так что смелый эксперимент Гофмана следует признать удачным: именно первое действие наиболее драматически эффектно, от его музыкальной пиротехники невозможно оторваться. Судя по всему, подобная "мозаичная" манера построения ансамблей зародилась в неаполитанской опере 18-го века, найдя свое наиболее яркое воплощение в творчестве Пиччинни, а потом перекочевав в Германию и Австрию в операх Моцарта, фон Винтера и других композиторов конца 18-го века. Но ансамбли Пиччинни и фон Винтера выглядят коротенькими робкими зарисовками по сравнению с первым действием "Ундины". Что бы случилось, если бы Гофман продолжил писать музыку и развил бы эту технику дальше, породив глубоко своеобразный поджанр речитативно-ансамблевой оперы? Что бы случилось, если бы "Ундину" услышали в Италии и во Франции, если бы у Гофмана появились поклонники и последователи? Может быть, "Ундина" — это несостоявшийся поворотный этап истории музыкального театра, и Гофман мог стать Вагнером первой половины 19-го века, заново переписав все законы жанра?

Но эксперименты Гофмана продолжаются, и во втором и третьем действиях оперы он отходит от собственного мозаично-ансамблевого стиля в сторону средневекового монументально-лирического повествования, фокусирующегося на теме доверия и несправедливого обвинения, отчего опера производит впечатление старшего брата "Эврианты" и дяди "Лоэнгрина": просветленные скрипки застыли на полпути от "Волшебной флейты" до великой вагнеровской увертюры, хор на берегу взволнованно следит за поступками героев, и даже мальчик появляется из волн ну точно как в "Лоэнгрине". Вот только в литературе Гофман разбирался лучше, и потому либретто "Ундины" посильнее и "Лоэнгрина", и уж тем более "Эврианты". Гофман может позволить себе роскошь несколько раз менять настроение по ходу хоровой сцены, и нужен дирижер размаха Караяна или Фуртвенглера, чтобы осознать и воспроизвести эту грандиозную музыкальную фреску во всем ее истинном масштабе.

Содержание оперы (немецкая Википедия)

Артур Рэкем, иллюстрация к "Ундине" Фуке, 1909
Wikimedia Сommons / Public Domain

Исполнения:

★★★★☆
(Rita Streich (Ундина), Raimind Grumbach (Хульдбранд), Karl Christian Kohn (Кюлеборн), Melitta Muszley (Бертальда), Max Proebstl (Старый Рыбак), Keith Engen (Хайльман) — Jan Koestsier, Симфонический оркестр Баварского радио, Living Stage, 1966) 

Запись 1966-го года, увы, совсем удачной назвать нельзя. Если первое действие действительно захватывает своими романтическими страстями, второе и третье клонятся в скуку, да и женские персонажи вышли бледновато: Рита Штрайх уже не так молода, поет неровно и совершенно игнорирует вполне недвусмысленно намеченную де ла Мотт Фуке и Гофманом демоническую ипостась героини, а Бертальда вышла у Мелитты Мусли излишне заторможенно-монотонной. Дело заметно скрашивают исполнители мужских партий, особенно — Карл-Христиан Кон в партии Кюлеборна, мощнейший "трубного" звучания бас, с легкостью придающий необходимую инфернальность каждой своей реплике. Кстати, гофмановский Кюлеборн в чем-то интереснее Мефистофеля, он не так уж и однозначно зол, а порой превращается просто в ворчливого старика, присматривающего за непоседливой внучкой — совершенно гофмановский образ, превосходно вылепленный в музыке и очень точно угаданный Коном, которого можно упрекнуть разве что в проблемах с дыханием в длинной сцене 2-го акта. Еще один не слишком известный певец, прекрасно проявивший себя в записи — это лирический баритон Раймунд Грумбах, чей необыкновенно подвижный и трогательно-певучий голос имеет, правда, один недостаток: при форсировке он теряет красоту тембра, что не сильно скрашивает массовые сцены записи. Очень удачны и исполнители второго плана, особенно — грустный и мудрый Рыбак (Макс Пробстль) и возвышенно-торжественный Хайльманн (Кит Энген). Обидно, что даже при очень хорошей голосовой игре Штрайх не удалось стать истинным центром действия, и это скрадывает эффект от вообще-то очень неплохой записи, являющийся очередным подвигом Оркестра Баварского радио 60-х годов в деле воскрешения забытых немецких опер прошлого. Но похоже, что исполнять Гофмана даже еще сложнее, чем Вагнера, и хочется надеяться, что кому-нибудь когда-нибудь истинное воскрешение этого шедевра романтической оперы окажется под силу.

Комментариев нет:

Отправить комментарий